In case anyone needs me I'll be puking in the garden.
1. Автор не ебет ни один канон, ну разве что Хаус, но это было давно и неправда
2. Поэтому там фактические ошибки, АУ, ООС, а если вы медик, вы еще и кирпичей насрете. И вычитывалось паршиво
3. ЛЁНЕГ БЕЙБА ЗЫС ИЗ ФО Ю
"Письма после комы", кроссовер Хаус/Гли, PG-13, Чейз/Квин, Чейз/Кадди, упоминания остального
Едва очнувшись от двухдневной комы, девчонка, разумеется, спросила, что же с ней произошло.
- Если не вдаваться в подробности и скучные медицинские термины, то у тебя была сильная аллергическая реакция на один из красителей драже «Скиттлс», - ответил Чейз.
Она округлила глаза:
- Блин, и я впала в кому из-за такой фиговины?
- Ну, это не фиговина.
- Господи, я попробовала эти долбанные драже впервые в жизни. – Тут она прижалась щекой к подушке и слабо засмеялась: - Почему со мной всегда происходит всякая фигня как будто из комедий с Беном Стиллером?..
Её звали Квин, она приехала вместе со своим школьным хором из Огайо, на какой-то песенный конкурс. В итоге, она так и не выступила с остальными – кома, знаете ли, - но грозилась спеть прямо в Принстон-Плейсборо, что ей Хаус запретил, поскольку у неё еще не прошла отечность горла. В её медицинской карте значилось, что она хорошо развита физически, и что она рожала. О последнем с ней Чейз не говорил – но наверняка говорил Хаус.
- Правда, в них что-то есть, в этих рано созревших девочках? – заметил Хаус однажды, стоя в коридоре рядом с Чейзом и Кадди, наблюдая, как Квин, одетая в больничную рубашку, о чем-то спорит с медбратом. – Их всегда можно выделить из толпы, даже когда они пробираются через эту самую толпу, чтобы просто выбросить мусор.
Хаус, разумеется, не имеет в виду ничего подобного, и вряд ли его волнуют рано созревшие девочки – просто удержаться от такого комментария он не в силах. Это нарушило бы мировой порядок.
- Она не выглядит как девочка, - говорит Кадди с нотками усталого безразличия в голосе, - она вполне себе взрослая женщина на вид.
- А ты что скажешь, Чейз? – неожиданно спрашивает Хаус. – Ты у нас, я знаю, отметился по двум пунктам: и по маленьким, и по взрослым.
От неожиданности Чейз теряет дар речи, и смотрит, разумеется, первым делом на Кадди, тут же себя за это проклиная.
- Пойду работать, - холодно говорит та, не глядя, и действительно уходит. Хаус смеется, хлопает Чейза по плечу, и тоже удаляется – в противоположном направлении.
Перед тем как уехать, Квин передала Чейзу сложенный вдвое листок со своим домашним адресом.
- Если вы мне, доктор Чейз, напишете письмо от руки – знаете, такое старомодное, я буду счастлива. И больше никогда не стану есть «Скиттлс».
Чейз куда-то подевал этот листок и скоро забыл о Квин напрочь, но как-то утром дежурная сестра передала ему конверт на его имя. Квинн написала ему короткое письмо прямо на адрес больницы, с содержанием из серии: «Привет, как дела, а я вот о тебе вспомнила», - и он на него не ответил. Но через две недели пришло новое, в том же стиле, но без малейшего упрека вроде: «Почему ты мне не ответил?». И вот именно отсутствие этого упрека Чейза, пожалуй, и подкупило. Поэтому он написал Квинн что-то вежливо-нейтральное, но указав на конверте свой почтовый адрес. Тут включился элементарный инстинкт самосохранения: Чейза не покидала мысль о том, что Хаус может, в один прекрасный день, перехватить одно из посланий провинциальной школьницы и не погнушаться вскрыть конверт.
Их с Квин переписка затянулась до Рождества – через все календарные дни проходила эта цепочка фраз, написанных её витиеватым девичьим почерком: «мы снова поехали на конкурс, в город, который похож на Сайлент-Хилл, тут из окна номера видно площадь с памятником, и, по-моему, пьедестал у него в форме пентаграммы… кстати, я тут вообще ничего есть не собираюсь, так что в больницу, на этот раз, не попаду», «иногда мне кажется, что я никакая певица, и даже чирлидерша не ахти, меня начинает бесить даже моя униформа, ну да хватит об этом», «забавно, я вспомнила, что в детстве хотела быть врачом», «я научилась готовить суши и теперь жду, отравится ли кто-нибудь, или нет». Конверты и листы, на которых Квин пишет, иногда пахнут чем-то цветочным.
(Однажды Чейз понимает, что она едва ли надушивает их специально, просто на них остается след её геля для умывания, или шампуня, или тех же духов; от этой мысли у него по спине пробегает короткая дрожь, и он тут же пытается отвлечься).
***
В свой следующий отпуск Чейз приехал в родной город Квин. Он предупредил её заранее – правда, соврав, что направляется на врачебный семинар, а сюда заглядывает «просто по пути». На такой бред ни одна дура не купится, и Квин, конечно же, не купилась. Тем не менее, она отозвалась почти нейтральным: «здорово, жду», за что Чейз был ей безумно благодарен.
Он и сам не понимал, чего хочет и зачем все это делает.
В Лиме было морозно, но солнечно. Остатки ноздреватого снега лежали на улицах. На дверях некоторых домов еще висели рождественские гирлянды.
Квин встретилась с ним в городском парке. Чейз заметил её еще издали: кургузая синяя дубленка, волосы немного короче, чем он помнил, в руках два стаканчика кофе. Наклонившись, Квин чмокнула его в щеку, села рядом, и целый час они проболтали о ерунде. Храни, Господь, старшеклассниц, которые умеют говорить о ерунде легко и непринужденно, как никто больше.
- Ты похудел, - заметила Квин.
- Тяжелый был год.
- Да, я помню, ты об этом писал. А у меня все время какая-то мешанина – и в учебе, и в Гли-клубе, и в остальном. Заезжал какой-то продюсер из Нью-Йорка, сказал, что из меня могла бы получиться новая Синди Лапьер, и свалил, прихватив мой номер. Ни слуху, ни духу о нем теперь.
- Все равно, аккуратней с этим, - счел своим долгом предупредить Чейз.
- Да я и сама понимаю, - Квин рассеяно оглядывала гуляющих в парке людей – Чейз заметил, что ресницы у неё чуть слиплись от туши, а, может быть, смерзлись. – Блин, руки как ледышки, а я перчатки забыла.
- Возьми мои, - предложил он, стягивая кожаные перчатки. Они оказались Квин велики, но она все равно в них влезла. Улыбнулась, сказала «спасибо».
- Не за что, - ответил он.
Следующим утром она постучала в его номер.
- Как тебя пустили? – удивился Чейз. Квин прошмыгнула мимо, держа его перчатки в руках.
- Моя троюродная тетя работает тут на ресепшн. Она всем растреплет, но я за свою репутацию уже не волнуюсь. - Оглядевшись, Квин уселась на стул возле окна. – Закажи-ка глинтвейн, что ли.
Глинтвейн не виски, поэтому Чейз и сам не понял, отчего у него так развязался язык. Должно быть, причина была не в алкоголе, а в самой Квин. В том, как она сидела своем стуле, подобрав ноги, чуть склонив голову, и внимательно, миллиметр за миллиметром, изучая его лицо. Она расспрашивала о его женщинах, и, вместо того чтобы начать рассказывать о своем неудачном браке с Кэмерон и причине, по которой он распался, Чейз заговорил о Кадди.
- Господи. – Квин даже глаза закатила. – Молодой подчиненный и суровая женщина-босс. У меня нет слов.
- Эй, это было серьезно!
- Насколько серьезно? Вы ходили под ручку по больничным коридорам, лобзались у кофейных автоматов в холле?
- Нет…
- Почему? Из-за корпоративной этики – так это называется?
Интересно, но Чейз как-то раз задал Кадди именно этот вопрос: почему надо скрываться? Корпоративная этика, боязнь за репутацию? Они ехали тогда к ней домой из ресторана, и косой отсвет уличных фонарей пробегал по лицу Лизы, через равные промежутки времени сменяясь темнотой. Чейз не получил ответа, только видел, как у неё дрогнули уголки рта – и, вместо того чтобы разозлиться, на перекрестке наклонился и поцеловал её. Возможно, чуть жестче, чем обычно, но мягче, чем хотелось.
- Ладно, - сказала Квин, - а сейчас ты почему с ней не спишь?
- Потому что с ней спит Хаус.
- О. Мистер Гениальный Говнюк С Тростью?
- Да.
Она сделала вид, что присвистывает от удивления, и потянулась, отводя плечи назад.
- Твоя очередь исповедаться, - сказал Чейз, безотчетно следя за тем, как натягивается свитер у неё на груди.
- А мы исповедуемся?
- Расскажи мне о своем ребенке, например.
Наверное, это был запрещенный прием, и Чейз уж точно не приехал в Лиму ради того чтобы узнать историю материнства чирлидерши Квин Фабрей.
Она же не метнула в него глинтвейном, не послала к черту, она даже с места не сдвинулась.
- Ну, хорошо. Тогда слушайте, доктор Чейз. Жила-была умненькая и талантливая девочка, которая играла к рок-группе, любила всякие странные фильмы, а потом взяла да переспала с одноклассником-спортсменом, забеременела, и стала подыскивать хороших приемных родителей для своего малыша.
- По-моему, ты пересказываешь мне фильм «Джуно», - уличил её Чейз.
- Правда? Ну, возможно. – Квин наклонилась поставить кружку на пол, потом встала, прошлась по номеру. Резко остановилась, оборачиваясь.
- Знаешь, - сказала она тихо, - врачи не должны спрашивать о таком. Это тоже какая-то там этика.
- Да. Я согласен. – Чейз несколько раз сжал и разжал пальцы – ему вдруг захотелось проверить реальность происходящего. – Я ублюдок.
Квин сказала, не меняя тона:
- Подойди ко мне.
Он так и сделал.
- Я никогда тебя ни о чем не попрошу, - серьезно пообещала она, прежде чем дать себя поцеловать. – Ни забрать меня с собой, ни еще чего-нибудь.
- Хорошо.
- Разве что только продолжать мне писать.
- Хорошо. Обязательно. – Чейз коснулся губами её лба, кончика носа, подбородка. Она вздохнула – это был вздох предвкушения и, возможно, облегчения. – Обязательно.
Только две женщины в жизни Чейза ни о чем его не просили.
fin
2. Поэтому там фактические ошибки, АУ, ООС, а если вы медик, вы еще и кирпичей насрете. И вычитывалось паршиво
3. ЛЁНЕГ БЕЙБА ЗЫС ИЗ ФО Ю
"Письма после комы", кроссовер Хаус/Гли, PG-13, Чейз/Квин, Чейз/Кадди, упоминания остального
Едва очнувшись от двухдневной комы, девчонка, разумеется, спросила, что же с ней произошло.
- Если не вдаваться в подробности и скучные медицинские термины, то у тебя была сильная аллергическая реакция на один из красителей драже «Скиттлс», - ответил Чейз.
Она округлила глаза:
- Блин, и я впала в кому из-за такой фиговины?
- Ну, это не фиговина.
- Господи, я попробовала эти долбанные драже впервые в жизни. – Тут она прижалась щекой к подушке и слабо засмеялась: - Почему со мной всегда происходит всякая фигня как будто из комедий с Беном Стиллером?..
Её звали Квин, она приехала вместе со своим школьным хором из Огайо, на какой-то песенный конкурс. В итоге, она так и не выступила с остальными – кома, знаете ли, - но грозилась спеть прямо в Принстон-Плейсборо, что ей Хаус запретил, поскольку у неё еще не прошла отечность горла. В её медицинской карте значилось, что она хорошо развита физически, и что она рожала. О последнем с ней Чейз не говорил – но наверняка говорил Хаус.
- Правда, в них что-то есть, в этих рано созревших девочках? – заметил Хаус однажды, стоя в коридоре рядом с Чейзом и Кадди, наблюдая, как Квин, одетая в больничную рубашку, о чем-то спорит с медбратом. – Их всегда можно выделить из толпы, даже когда они пробираются через эту самую толпу, чтобы просто выбросить мусор.
Хаус, разумеется, не имеет в виду ничего подобного, и вряд ли его волнуют рано созревшие девочки – просто удержаться от такого комментария он не в силах. Это нарушило бы мировой порядок.
- Она не выглядит как девочка, - говорит Кадди с нотками усталого безразличия в голосе, - она вполне себе взрослая женщина на вид.
- А ты что скажешь, Чейз? – неожиданно спрашивает Хаус. – Ты у нас, я знаю, отметился по двум пунктам: и по маленьким, и по взрослым.
От неожиданности Чейз теряет дар речи, и смотрит, разумеется, первым делом на Кадди, тут же себя за это проклиная.
- Пойду работать, - холодно говорит та, не глядя, и действительно уходит. Хаус смеется, хлопает Чейза по плечу, и тоже удаляется – в противоположном направлении.
Перед тем как уехать, Квин передала Чейзу сложенный вдвое листок со своим домашним адресом.
- Если вы мне, доктор Чейз, напишете письмо от руки – знаете, такое старомодное, я буду счастлива. И больше никогда не стану есть «Скиттлс».
Чейз куда-то подевал этот листок и скоро забыл о Квин напрочь, но как-то утром дежурная сестра передала ему конверт на его имя. Квинн написала ему короткое письмо прямо на адрес больницы, с содержанием из серии: «Привет, как дела, а я вот о тебе вспомнила», - и он на него не ответил. Но через две недели пришло новое, в том же стиле, но без малейшего упрека вроде: «Почему ты мне не ответил?». И вот именно отсутствие этого упрека Чейза, пожалуй, и подкупило. Поэтому он написал Квинн что-то вежливо-нейтральное, но указав на конверте свой почтовый адрес. Тут включился элементарный инстинкт самосохранения: Чейза не покидала мысль о том, что Хаус может, в один прекрасный день, перехватить одно из посланий провинциальной школьницы и не погнушаться вскрыть конверт.
Их с Квин переписка затянулась до Рождества – через все календарные дни проходила эта цепочка фраз, написанных её витиеватым девичьим почерком: «мы снова поехали на конкурс, в город, который похож на Сайлент-Хилл, тут из окна номера видно площадь с памятником, и, по-моему, пьедестал у него в форме пентаграммы… кстати, я тут вообще ничего есть не собираюсь, так что в больницу, на этот раз, не попаду», «иногда мне кажется, что я никакая певица, и даже чирлидерша не ахти, меня начинает бесить даже моя униформа, ну да хватит об этом», «забавно, я вспомнила, что в детстве хотела быть врачом», «я научилась готовить суши и теперь жду, отравится ли кто-нибудь, или нет». Конверты и листы, на которых Квин пишет, иногда пахнут чем-то цветочным.
(Однажды Чейз понимает, что она едва ли надушивает их специально, просто на них остается след её геля для умывания, или шампуня, или тех же духов; от этой мысли у него по спине пробегает короткая дрожь, и он тут же пытается отвлечься).
***
В свой следующий отпуск Чейз приехал в родной город Квин. Он предупредил её заранее – правда, соврав, что направляется на врачебный семинар, а сюда заглядывает «просто по пути». На такой бред ни одна дура не купится, и Квин, конечно же, не купилась. Тем не менее, она отозвалась почти нейтральным: «здорово, жду», за что Чейз был ей безумно благодарен.
Он и сам не понимал, чего хочет и зачем все это делает.
В Лиме было морозно, но солнечно. Остатки ноздреватого снега лежали на улицах. На дверях некоторых домов еще висели рождественские гирлянды.
Квин встретилась с ним в городском парке. Чейз заметил её еще издали: кургузая синяя дубленка, волосы немного короче, чем он помнил, в руках два стаканчика кофе. Наклонившись, Квин чмокнула его в щеку, села рядом, и целый час они проболтали о ерунде. Храни, Господь, старшеклассниц, которые умеют говорить о ерунде легко и непринужденно, как никто больше.
- Ты похудел, - заметила Квин.
- Тяжелый был год.
- Да, я помню, ты об этом писал. А у меня все время какая-то мешанина – и в учебе, и в Гли-клубе, и в остальном. Заезжал какой-то продюсер из Нью-Йорка, сказал, что из меня могла бы получиться новая Синди Лапьер, и свалил, прихватив мой номер. Ни слуху, ни духу о нем теперь.
- Все равно, аккуратней с этим, - счел своим долгом предупредить Чейз.
- Да я и сама понимаю, - Квин рассеяно оглядывала гуляющих в парке людей – Чейз заметил, что ресницы у неё чуть слиплись от туши, а, может быть, смерзлись. – Блин, руки как ледышки, а я перчатки забыла.
- Возьми мои, - предложил он, стягивая кожаные перчатки. Они оказались Квин велики, но она все равно в них влезла. Улыбнулась, сказала «спасибо».
- Не за что, - ответил он.
Следующим утром она постучала в его номер.
- Как тебя пустили? – удивился Чейз. Квин прошмыгнула мимо, держа его перчатки в руках.
- Моя троюродная тетя работает тут на ресепшн. Она всем растреплет, но я за свою репутацию уже не волнуюсь. - Оглядевшись, Квин уселась на стул возле окна. – Закажи-ка глинтвейн, что ли.
Глинтвейн не виски, поэтому Чейз и сам не понял, отчего у него так развязался язык. Должно быть, причина была не в алкоголе, а в самой Квин. В том, как она сидела своем стуле, подобрав ноги, чуть склонив голову, и внимательно, миллиметр за миллиметром, изучая его лицо. Она расспрашивала о его женщинах, и, вместо того чтобы начать рассказывать о своем неудачном браке с Кэмерон и причине, по которой он распался, Чейз заговорил о Кадди.
- Господи. – Квин даже глаза закатила. – Молодой подчиненный и суровая женщина-босс. У меня нет слов.
- Эй, это было серьезно!
- Насколько серьезно? Вы ходили под ручку по больничным коридорам, лобзались у кофейных автоматов в холле?
- Нет…
- Почему? Из-за корпоративной этики – так это называется?
Интересно, но Чейз как-то раз задал Кадди именно этот вопрос: почему надо скрываться? Корпоративная этика, боязнь за репутацию? Они ехали тогда к ней домой из ресторана, и косой отсвет уличных фонарей пробегал по лицу Лизы, через равные промежутки времени сменяясь темнотой. Чейз не получил ответа, только видел, как у неё дрогнули уголки рта – и, вместо того чтобы разозлиться, на перекрестке наклонился и поцеловал её. Возможно, чуть жестче, чем обычно, но мягче, чем хотелось.
- Ладно, - сказала Квин, - а сейчас ты почему с ней не спишь?
- Потому что с ней спит Хаус.
- О. Мистер Гениальный Говнюк С Тростью?
- Да.
Она сделала вид, что присвистывает от удивления, и потянулась, отводя плечи назад.
- Твоя очередь исповедаться, - сказал Чейз, безотчетно следя за тем, как натягивается свитер у неё на груди.
- А мы исповедуемся?
- Расскажи мне о своем ребенке, например.
Наверное, это был запрещенный прием, и Чейз уж точно не приехал в Лиму ради того чтобы узнать историю материнства чирлидерши Квин Фабрей.
Она же не метнула в него глинтвейном, не послала к черту, она даже с места не сдвинулась.
- Ну, хорошо. Тогда слушайте, доктор Чейз. Жила-была умненькая и талантливая девочка, которая играла к рок-группе, любила всякие странные фильмы, а потом взяла да переспала с одноклассником-спортсменом, забеременела, и стала подыскивать хороших приемных родителей для своего малыша.
- По-моему, ты пересказываешь мне фильм «Джуно», - уличил её Чейз.
- Правда? Ну, возможно. – Квин наклонилась поставить кружку на пол, потом встала, прошлась по номеру. Резко остановилась, оборачиваясь.
- Знаешь, - сказала она тихо, - врачи не должны спрашивать о таком. Это тоже какая-то там этика.
- Да. Я согласен. – Чейз несколько раз сжал и разжал пальцы – ему вдруг захотелось проверить реальность происходящего. – Я ублюдок.
Квин сказала, не меняя тона:
- Подойди ко мне.
Он так и сделал.
- Я никогда тебя ни о чем не попрошу, - серьезно пообещала она, прежде чем дать себя поцеловать. – Ни забрать меня с собой, ни еще чего-нибудь.
- Хорошо.
- Разве что только продолжать мне писать.
- Хорошо. Обязательно. – Чейз коснулся губами её лба, кончика носа, подбородка. Она вздохнула – это был вздох предвкушения и, возможно, облегчения. – Обязательно.
Только две женщины в жизни Чейза ни о чем его не просили.
fin
хм.
щас.
Кадди вообще получилась канонная ахахахахаххаха
Не, Квинн тоже хороша. Мне кажется, с Чейзом она такой бы и была!
БЛЯ.
чёто меня так адски вставило
я щаслев
я люблю тебя
факер отключается(с)
очень-очень-очень *_*